Имя Петра Чаадаева знакомо любому уважаемому себя либералу. Представители этого политического направления льстят чаадааевские реверансы Европе, наставления о благости всего, идущего с западной стороны. Произведения, статьи, заметки Чаадаева, начиная с «Философических писем», не сходят с языка желающих копировать просвещенный опыт почти два столетия. В трудах либеральных ученых их кумир предстает в образе некого пророка, указывающего светлый путь несчастной России. Биография Чаадаева неплохо разработана, но мы хотели бы коснуться одного малоизвестного эпизода, который определил судьбу этого героя.

В юности Чаадаев не отличался оппозиционностью, несмотря на учебу в Московском университете и заметные философские увлечения. Большое влияние на юношу имела родная тетка Анна Михайловна – дочь известного историка екатерининской поры Михаила Щербатова. Затем Чаадаев оказался в элитном Семеновском полку, потом — в Гусарском, но продвижение по службе быстрым назвать нельзя. Зато он часами просиживал у зеркала, холился, прыскался духами и т.д. Знакомство с еще лицеистом Александром Пушкиным и набиравшим силу Николаем Карамзиным окончательно вскружило голову. Чаадаев возомнил себя одним из светил, одарившим ХIХ век. По воспоминаниям, он принимал гостей у себя на квартире, сидя на возвышенном месте рядом с двумя лавровыми деревьями в кадках под портретом Байрона.

Дорога к славе и признанию лежала тогда через придворные круги, окутавшие трон. Чаадаев не сомневался: ему нужно только попасться на глаза государю, как тот немедленно возвысит его. В 1820 году наш герой сумел устроиться адъютантом к важному гвардейскому чину, князю Васильчикову, а тот как раз собирался к Александру I, находившемуся на переговорах в австрийском Троппау.

Чаадаев мысленно рисовал долгожданную встречу с императором, но в пылу воображения позабыл, что повод для данного визита был весьма неприятный. Волнения случились в Семеновском полку, отказавшемуся подчиняться командованию: этот случай не на шутку встревожил все верхи. Узнав обо всем в подробностях, самодержец излил раздражение на Васильчикова, а за одно и на прибывшего с ним адъютанта. Радужные планы последнего на тесные отношения с государем рассеялись, как утренний туман. Чаадаев осознал, что карьера ему не грозит и озлобился на страну, не сумевшей оценить гения. После этого случая и «родился» страстный обличитель России, которой еще нужно дорасти до него.